Я люблю лапшу быстрого приготовления! Я обожаю лапшу быстрого приготовления! Особенно, если глютаматы в ней качественные. Я могу сварить кастрюлю борща, сваять лазанью и со спокойной душой заварить себе пачечку этой «бяки».
Ещё я люблю наваристый бульон из индейки или курицы с отварным яйцом и зелёным луком, а также самостоятельно смешивать бурый рис с красным или диким и есть его с яичным желтком.
Меня временно отвернуло от сладкого. Маринованные грибочки вместо печенья, варёные сосиски вместо шоколадок.

Всё потому что я полдня ничего не ела и выпила только полчашки зелёного чая и два глотка кефира. А потом я ехала полтора часа в автобусе по полуденному пеклу. Купленную в метро бутылку воды без газа осушила моментально.
***
Вообще-то я довольно брезгливый человек, да и уюта очень ценю. Но прошлой ночью точнее этим утром я спала на старой пружинной кровати со старым слежавшимся матрсом и облезлой подушкой со странными разводами, натянув на себя шерстяное одеяло, которое стирали только вымочив в реке по пьяни. Ноги у меня были невероятно грязные, джинсы тоже. Одежда моя была мокрая. Протрезвела я часа за два до этого, наверное.
***
Прогнозы обещают дожди, но небо давит из себя лишь редкие капли. Меня бы больше устроил снегопад.
***
Я сижу где-то в траве посреди заливного луга. Роса так холодна, что тело моё, кажется, обросло кристаллами льда. Первые солнечные лучи пробиваются сквозь толстую прослойку тумана над рекой.
Где-то в стороне Тролль призывает людей остановиться и насладиться моментом. Людям пофиг. Я хочу сказать ему что-то, но утро пожирает мои слова в зародыше.

@музыка: Astrosoniq – Evil Rules In Showbizzland

---

Ненавижу когда книги стоят под наклоном. Почему-то я считаю, что это портит книжный переплёт. Мне иногда физически больно на это смотреть.
Я не могу разговаривать с мамой. Она приехала постаревшая, вся какая-то внешне собранная, а внутри дряблая и невозможно чужая. Это моя основная проблема — быстро и практически безвозвратно утрачивать связь с людьми.

---

Вчера насмотрелась обзоров на шедевры россиянского кинематографа. Тех, в которых господа интеллектуалы блистают чувством юмора за счёт убогости других. Потом я натянула пижамку, легла на бочок, положила ладошки под щёку и решила чуть-чуть поразмышлять. Делать мне этого не стоило.
Я вспомнила о своей «великой идее». Итак однажды я сочинила длинную историю про человекоподобное бревно, эдакую Мери Сью с аутизмом. Она пережила встречу с языческими божками в раннем детстве, затем воспитывалась в центре для особо одарённых детей, где о ужас! на них ставили различные опыты. Потом она сделала себе из воздуха не то братика, не то сына, не то просто поиграться в заботу. Ещё жил-был самовлюблённый малолетний пиздюшнок, к тому же он был еврей и начинающий маг. Папочка его и нанял выше упомянутую особу для охраны любимого чада. И понеслась... Он её доводит до белого каления на тренировке, и она его чуть-чуть убивает. Он доводит практически безэмоциональное существо до убийства... Как?! Не важно. Главное, чтобы оба чуть не сдохли. А дальше происходит стандартный квест с добыванием экспы и артефактов из параллельного мира, затем наступает долгая игра в дочки-матери, с притянутыми за уши душевными метаниями.
Запал писать про себя гадости пропадает, но довести дело до конца надо.
Всё трагично до невозможности: ему что-то от неё нужно, ей абсолютно наплевать на всё кроме великой цели. Как упыри в «Королеве проклятых» они занимаются музыкой, плюс уничтожают всякую нечисть. И вот, когда достигают сознательного возраста ещё пара ключевых персонажей женского пола, разворачивается бессмысленная и беспощадная городская война, где статные блондины режут на ленточки импозантных брюнетов к удовольствию опустившихся наркоманок и лесбиянок. Главная Мери Сью врывается в город словно ураган, до усрачки пугая финансовых и королей преступного мира. Подрощенный пиздюшонок угрызается, закатывает истерики и убивает всех подряд древними и запретными заклинаниями. Город атакуют непонятные суЧности из иных миров. А потом все умирают.

В общем, ничего хорошего о себе я сказать не могу. Стыдно.

---

Вот что я заметила: мне очень сложно воспринимать как часть своей реальности снимки сделанные качественной техникой. Я это не воспринимаю, даже если меня сфотографируют.
Появляется какая-то гнетущая эльфийская тоска по неосторожно засвеченным когда-то плёнкам и карточкам, спрятанным где-то в недрах маминой квартиры. И орочья злоба на тотальное увлечение цифровой фотографией.
Даже самый лучший «конь» не сохраняет свет тех событий до мельчайших подробностей.

@музыка: Duo Noir – Amongst The Ruins

---

В кухне на сковородке лежат две тушки минтая, пожаренные экспромтом. Зачем — не понятно.
Ништяк довольно похрюкивает и грызёт солому. Сегодня вычистила ему клетку. Такое впечатление, что это не маленькая пушистая морская свинка, а жирный боров.
Я читаю детские книжки и чувствую, что мысли мельчают, упрощаются и замедляются. Всё становится утрированным, но я успокаиваюсь.
Скоро в моём внутреннем мире в небо вознесутся столбы и протянут друг к другу миллионы проводов. Я потеряю себя в этой паутине.

---

Я смирилась. Убрала монитор в коробку. Сложила колонки и клавиатуру на системном блоке в углу. Но очень хотела сразу же продать его, а монитор отдать Андрею.
Несколько дней прошли тяжело, как в поезде дальнего следования, только пейзаж за окном не менялся.

---

Женщина в перчатках.

12 часов после
В доме на окраине города невероятно тихо. Большие напольные часы в гостиной остановились в три часа ночи. Слышен лай собак, гул машин и пение птиц, но они неизмеримо далеко отсюда. Двое детективов переглядываются и один из них отправляется осматривать второй этаж.
Большая белоснежная двуспальная кровать в комнате с балконом застелена безупречно чистым шерстяным покрывалом, абсолютно идентичного оттенка, без единой складочки. В зеркальных дверцах гардероба отражается слегка помятый мужчина средних лет, с недельной щетиной на лице. Он задумчиво оглядывает своего двойника с головы до ног и исчезает в ванной. Стекла в душевой кабинке будто бы и нет, все хромированные поверхности натёрты до блеска, на дорогой итальянской плитке нет и пятнышка. Детектив опускает взгляд на свои ботинки. От жены бы он давно получил нагоняй за мокрые следы, оставленные в так любовно прибранном доме. Но здесь некому возмущаться. Он возвращается в комнату, берёт с прикроватной тумбочки фотографию в рамке и направляется в детскую. Теперь нет необходимости прятаться за углом и тыкать пистолетом в пустоту.
Ей на этой фотографии лет шесть-семь. Она радостно улыбается, демонстрируя дырку вместо одного из передних зубов. Мама собрала её волосы в два высоких хвостика и приготовила огромный торт на её День Рождения. А отец подарил ей щенка. Тогда они ещё могли обнимать её, тогда они относились к ней как обыкновенному ребёнку.
Фотохронология в на стене коридора обрывается, когда её исполняется десять лет. Кадр со школьного пикника испорчен кислыми и злыми минами одноклассников на заднем плане. Сейчас они закричат на неё и начнут кидать в девочку смятыми бумажками и грязью. Не в последний ли раз мать попыталась оградить её от нападок детей? Эта женщина до последнего момента боролась со своими и чужими предрассудками. Увы, она проиграла. Так что комната маленькой девочки не превратилась в комнату юной девушки. Быть может с тех пор, как она сбежала из дома, вещи никогда не меняли своего местоположения. Мишка без лапы так и сидит в изголовье кровати и печально смотрит куда-то в даль своими пуговичными глазами.
- Эй, друг! А ты не знаешь, куда пропала твоя хозяйка? - горько усмехается детектив.
На стене, у которой стоит письменный стол, нет пустого места — всю её занимают детские рисунки. Дальние страны и чужие города, животные, ласковые и дружелюбные как в райском саду, и люди, что держатся за руки или обнимают друг друга. Целая стена счастья, в полноте которого ей было отказано.
- Уилл! Спускайся вниз! Здесь кое-что интересное! - кричит второй детектив.
Уилл жестом прощается с мишкой и аккуратно закрывает дверь комнаты.
Он проходит через гостиную и кухню и находит своего напарника на веранде.
- Ты хочешь сказать, что она перелезла через эти кусты и удрала, Грег?
- Сюрприз! - смеётся напарник, доставая из-за спины пару женских лодочек на низком каблуке. - Они были здесь, чувак!
Он ставит их рядом с плетёным креслом.
Всё выглядит так, будто она никуда и не собиралась. Да и как она могла сбежать из-под этого колпака? Вот чашка с недопитым кофе на столике. Вот печенье на блюдце. Вот шерстяная шаль её матери на спинке кресла. Вот свеча в фонаре горит до сих пор, потому что потушить её некому. Сегодня было полнолуние и она просидела всю ночь на веранде. Если Уилл пойдёт и устроит допрос всем наблюдателям и соседям, то вряд ли услышит что-то кроме «Да не выходил никто!». Он может перекопать весь сад, разобрать по кирпичику дом и гараж, но это ничего не даст. Эта странная женщина просто растворилась в воздухе, будто бы и не жила после рокового четырнадцатого октября 1994 года.

@темы: дядя Толкин курит трубку

---

А теперь ещё веселей! Только отсутствие кувалды под рукой спасло мой компьютер от полного уничтожения.
Не думаю, что сосед удивился моим воплям в стиле разъярённого Халка, ибо у нас в квартире что-нибудь пилят болгаркой, сверлят, играют на гитаре, трахаются с огоньком и устраивают кошачьи концерты с завидной регулярностью.
Почему на форумах у всех всё получается, а у меня мистическим образом отсутствуют нужные настройки в BIOS? Почему, наконец, компьютер артачится именно у меня и именно тогда, когда я не имею никаких личных доходов?

---

Пам-пам-парам! Пам-парам-парам-парам!
Что-то в компьютере сдохло. Если я правильно понимаю то, что прочла, агонизирует процессор.
Пойду посплю.

---

Я не просто проснулась, подорвалась часов в шесть утра. От того, что как в песне мой дом оказался под водой. Я прошла на кухню и выпила стакан воды. Теперь я распишу всё по-порядку.
Впервые за чёртову прорву времени я cочинила что-то не одна. Это была короткая история про духов леса, обитающих рядом с нашей дачей. Я читала её на бумаге, но никак не могла узнать почерк. И в то же время я всё видела.
Я стала участником действий в тот момент, когда одного из духов притащили в наш дом, на второй этаж. Меня усадили в кресло и что-то вкололи за ухо. Это было похоже на взрыв. На подоконнике стоял большой пузатый стеклянный кувшин. Мой рот наполнился мелкими комочками плоти. Когда я сплюнула в кувшин, вода осталась такой же чистой.
Я вышла из дома. Со стороны бетонной дороги двигалась огромная тёмно-синяя волна, метров десять в высоту. Она переливалась в свете закатного солнца, что уходило за горизонт на востоке. Она двигалась вперёд ничего не сокрушая и не переворачивая, накрывая дома, словно одеяло.
Я чужая здесь, меня никто не видит, не слышит и не понимает. Я ныряю под воду, вытаскиваю из дома все вещи до последней, как-будто меня могут похвалить.

---

Я опять ездила в Белгород. Еле заснули, еле проснулись на следующий день после развесёлой пьянки. Никогда не думала, что «Мельница» будет вызывать у меня настолько глубокое отвращение. Никогда не думала, что простые гопники склонны к столь искромётному экспромту на гитаре.
«Почему она в капюшоне? Лёха, запрети ей носить капюшон!» Когда ко мне относятся слишком хорошо, я начинаю чувствовать странный дискомфорт.
Итак, мы побегали по вокзалу, стараясь успеть на электричку. Я ещё раз доказала себе, что полагаться на других в вопросах своей безопасности и комфорта бесполезно. А Лёшу изрядно удивила доброта и желание помочь, исходившее от погранца.
От путей до домов тянулись тонкие мостки через рыжие заросли тростника. Вода почти доходила до железной дороги.
Когда мы вышли из электрички в Белгороде, шёл дождь. А потом как-то тучи на небе рассосались, к огромной радости моей внутренней тёти-Моти.

---

Страшно ноет левая рука от плеча до кисти. Хочется резать мышцы, чтобы узнать наконец, что же происходит там внутри с костями, почему так больно. Весь день то сжимаю, то встряхиваю, то аккуратно укладываю на стол или подлокотник.
Термометр за окном показывал около 20 по Цельсию. Воздух был страшный, словно из фена, спёртый, жаркий. Потом пошёл дождь, больше похожий на капли конденсата, что стекают с крышки кастрюли, где варится холодец.
Лёша купил себе 0,33 пива, планировал присесть на лавку у подъезда и провести полчаса потягивая его. Только там какие-то господа уже сидели. Он пожал одному из них руку, и мы вошли в подъезд. «Я сейчас не могу вспомнить, знаю ли я того человека,» — задумчиво произнёс он, нажимая кнопку с номером этажа.
Не помню о чём мы говорили, пока стояли в холодной зоне. Он пил пиво, я держала его сумку с тетрадями. Мерзко крутило руку. Кажется, я опять завела разговор про свой отъезд.

Пубертатный период у меня забрал очень многое. Выходишь из битвы со своими гормонами, с чужими стереотипами, с родительскими возможностями и невозможностями абсолютно опустошённый, бессильный и раздавленный. Потом боишься оглядываться, стараешься удержаться в сегодняшнем дне и ничего о себе не знаешь.
То же самое, что и вернуться обратно, где прошли двадцать лет твоей жизни. Всё кажется чуждым. Ничего не изменилось, но тебе уже там места нет.

---

Обижаются все! Дружно! Хором! Сильно, как ураган Сэнди! Яростно, как голодный медведь! Чудесно, как первая любовь!
Обижаются вечные студенты. Обижаются неисправимые идеалисты. Обижаются творческие гении.
На бис, пожалуйста.
Обижаются все!
Это правда! кричать следует на манер «Это Спарта!»
***
Если вдруг оказался вдруг и не вдруг, и не вдруг, а так...
Если сразу тебе человек ничего не говорит, да и потом тоже не сообщает. Если сначала стыдно, а потом лень. Значит, ты шёл не туда, дарил не то, говорил не то. И вот ты оказываешься там, где ты совершенно не нужен, как мелкий клерк. Но отпускать тебя не желают. Корпорации нужно твоё самолюбие и свободное время. Корпорация зовётся «Дружба».
Чтобы тебя не сочли смутьяном и неблагодарной свиньёй, нельзя противоречить общественному мнению. Воспеваемые современным обществом великие и бесплатные дары на деле стоят так дорого, что хоть почки продавай.
Сколько мне уже полощут мозги необходимостью ответной вежливости и развёрнутых, корректных, восторженных отзывов. Сколько меня брезгливо морщась просят не грызть кактус.
Что же такого неправильного написано у меня на лице и между строк? Там всем видится сарказм, желание задеть и глубочайшее неуважение. Мне не хватает скобочек?
Я выдыхаюсь, как дешёвое игристое вино, оставленное на час с открытой крышкой. Меня приучили искать второе дно у чужого эгоизма, ведь там прячут искреннее участие. Только вот последнее время там сидят только покемоны и прочие навеянные интернетом котики. И я боюсь, что так было всегда. Только я этого не замечала. Ах, если бы...! Тогда бы все мои расчудесные килотонны бисера остались при мне. Рассказывать, а не записывать мысли — слишком пошло.
***
Молчание — золото. Пчёлы — куйня. Потом мне станет стыдно и я это удалю.

---

«They grew on the Wall. They married on the Wall. They died on the Wall.» Дальше я уже не слушала. Меня понесло.
Pink Floyd, «Граф Монте-Кристо» и рассказ о Великой Китайской стене начали жадно терзать мой мозг.
Ёкнуло сердце, безвольными тряпочками обвисли руки. Сначала я уронила ручку, потом карандаш, потом распечатку.
И вот ещё сон был, где кто-то говорит мне, что выехать отсюда я не смогу никогда. Я вжимаюсь в белую эмалированную ванну. Становлюсь всё меньше и меньше, и меньше.

Так что теперь Внутренний Космос ограждён от Внешнего Стеной, куда ссылают не то дозорных, не то заключённых.

Ах, да! И новостей нет для них. Они просто каждый день формируют доклады о том, что ничего не происходит, и отправляют куда-то.

Нет, я не думала про «Песнь Льда и Пламени».

---

Вот сейчас ещё чуть-чуть посижу и пойду спать. Это значит: выпью чаю, сделаю английский, почитаю новости, покурю, посмотрю аниме, пошарюсь по папкам, напечатаю что-нибудь, покурю, развешу стирку и спать.

Андрей часто забывает про еду на плите. Сегодня, например, чуть не зажарил яйца, которые собирался варить в крутую. Обычно дело ограничивается угольками вместо гречки и супом, срывающим крышку с кастрюльки.
И меня ещё спрашивают, почему я не хочу детей.

---

Мерзкий я пишет про латимерию и устраивает домашний цирк. Снимаешь с полки один словарь — падают все.

Только мне нравится погода за окном.

Не хочу быть редактором, не хочу быть врагом народа. Хочу кататься на велосипеде по квартире.

---

Я всегда перемещаюсь по длинным коридорам. Чем ближе по времени, тем дольше. Ни ламп, ни свечей, ни факелов, только чернильная тьма кругом. Я не вижу ничего, что видят здесь они, засыпая.
Этот коридор самый длинный. Где-то впереди спит она. Кажется, опять в кресле, с ноутбуком на коленях. По всей квартире горит свет. Свистит стиральная машина, ёлочной гирляндой мигают огоньки на роутере. Я выныриваю из темноты в центре огромной белоснежной гостиной, засыпав ковёр песком.
Катя не просыпается. Приходится подойти и легко тронуть её за плечо, чтобы она сразу же открыла глаза и вскочила с кресла. Последнее время она плохо спит и просыпается от малейшего шороха, должно быть опять начались проблемы с дядей. И ведь в первую очередь она попыталась схватить пистолет с кофейного столика и направить на меня. Только вот рука её прошла сквозь него.
- Да. Это опять сон, - улыбаюсь я. К счастью это сон, иначе бы она меня застрелила. Я бы даже на половину появиться здесь не успел.
- Тувье! - слишком много облегчения в её голосе, слишком сильно она меня обнимает. Почему я не могу решать их проблемы?
- Ты так долго не приходил!
Я рассеянно пожимаю плечами. Ну не знаю: для меня понятия времени не существует.
- Извини пожалуйста. Я сегодня с красным чаем.
Катя оборачивается на своё тело в кресле и морщится как от кислого.
- Лучше пойдём на кухню. Не люблю я рядом с собой находиться.
А ещё она страдает клаустрофобией. Сама ли Катя руководила ремонтом квартиры или воспользовалось услугами профессионалов, сказать точно не могу. Благодаря грамотному освещению, здесь практически нет теней и кажется, что стены исчезают. Только при свете дня комнаты обретают свои истинные формы.
Все мелкие предметы на кухне убраны в шкафы. Взглядом уцепиться не за что. Дверцы без ручек, на варочной поверхности не видно конфорок, даже в раковине и под низким столиком есть диоды. Мне не по себе. Если бы я не общался с Катей так долго, то решил, что у неё нет души.
Её длинные чёрные волосы кажутся просто мазком кисти в этом белом пространстве. У неё бескровное бледное лицо. Да, она совсем не красивая, не живая. Каждое утро она надевает ту же маску, что и многие другие женщины, маску яркости и привлекательности. Но глаза её выдают. Я помню, что дети боятся её взгляда, а самые приставучие мужчины идут на попятную.
«Какая она страшная!» - воскликнула Катина китайская бабушка, когда ей привезли внучку в гости на месяц. Девочку забыли в этой деревне на десять лет. Она жила в каморке, закрывшись изнутри, потому что боялась впавшей в маразм суеверной бабки. Тогда-то я и понял, что Катя будет одной из тех, кого мне приходится навещать лично.
В том доме всё было выцветшим и пыльным, но я мог представить, каким пёстрым и ярким он был раньше. От дождя звенела черепица. Пахло грязной мокрой тряпкой. Я сидел на полу рядом с сундуком. Я никогда не испытывал жалости к таким как она, несчастным, измотанным бессонницей. «Как тебя зовут?» - сказала она после долгого молчания. Ей, верно, было всё равно, кто я и как здесь появился, она слишком устала. «Тувье,» - представился я, уверенный в том, что утром она меня забудет. «Говори тише! Бабушка услышит!» - зашипела на меня девочка, натягивая на себя одеяло. Последнее время та совсем не узнавала Катю и относилась к ней как к демону, пытаясь уничтожить днём и ночью. «Она сюда не попадёт. Я буду держать дверь пока ты спишь,» - пообещал я, погладив её по голове. Девочка поймала мою руку, прижала к себе словно игрушку и уснула.
Сейчас она выросла. Хотел бы сказать, что похорошела, так было бы справедливо, ведь все девочки становятся красивыми женщинами. Но время сыграло с ней злую шутку.
- У меня есть чем тебя удивить, - говорит она, делая маленький глоток чая.
- И?
- Я подружилась с ребёнком.
- Конечно-конечно, - поспешно киваю я, силясь сохранить серьёзное выражение лица и не расхохотаться. Катя смотрит на меня, укоризненно подняв брови.
- Я не шучу. Ты сам говорил, что у меня нет чувства юмора, - продолжает она, обиженно отвернувшись к стене. - Помнишь, я тебе рассказывала про девочку, которой мне поручил заниматься дядя? Так вот мы уже два месяца с ней общаемся, и я более чем уверенна, что её устраивает моё общество.
- Это уж скорее ты к ней привязалась, - встреваю я.
- Да, привязалась, - устало отмахивается Катя. - А теперь дядя хочет забрать её в Китай, чтобы она написала ему самую главную свою картину, которая станет для неё последней.
И она рассказывает мне всё, в который раз выбалтывает тайны и секреты. Потом она заснёт и сегодняшний день полетит по ветру словно старая газета. Я возьму на руки её душу и понесу обратно к телу по тёмному коридору, в котором ни она, ни я ничего не увидим.

@темы: дядя Толкин курит трубку

---

Вечер воспоминаний, вечер невообразимых повествований. Простите, свечу жечь не буду.

Солнце висит в самом центре неба. Дома, наверное, плавятся от жары. А мы все в чёрном. А я хочу замотать лицо в платок. Для меня навсегда останется тайной то, что думали и переживали другие. У меня был стыд, огромный океан стыда. И всё было совершенно неправильно и несправедливо. Куда, скажите, вы отправили его?
Я сбежала из ресторана. Сидела под балконом первого этажа дома напротив, грызла сигарету и рвала салфетки.

Создала ли я тульпу? Или это была игра света и тени на поверхности пианино?
Куда делся инструмент после ремонта, я не знаю. Мы с сестрой никогда на нём не играли. Его даже так и не настроили. Это было какое-то негласное правило для образцовой семьи — пианино в доме.

Я вышла из дома с книжкой, когда-то давно. Тогда я ещё могла себе позволить просто сидеть на берегу канала у парома и просто смотреть на воду. Тогда я ещё не страдала от рассеянности внимания и могла читать книги часами. Я садилась на бревно, поднималась и шла дальше, не закрывая книги. Читала до тех пор пока голова не наливалась свинцом. Всегда попадала куда-то не туда после этого. Разве что-то кроме этого имело значение? Почему я начала таскаться за людьми? Выходила на улицу, чтобы кого-то случайно встретить.

Теперь я ясно вижу эту однокомнатную квартиру. Там есть длинный балкон, по которому можно попасть из комнаты в кухню. Там всегда сумрачно, потому что новостройки заслоняют свет. Всё маленькое, будто квартира собрана из спичечных коробков. Можно курить на балконе, развалившись в кресле и закинув ноги на подоконник. Можно разводить бардак, каждый раз приводя его к аскетичному порядку, доводя соседей громкой и вязкой словно мёд музыкой. Можно переставлять мебель раз в неделю. Можно набирать полную ванну воды и там сидеть с книжкой часа два.
Всё — твое личное.

---

Кто-то не видит жизни без роскоши, кто-то — без алкоголя, кто-то — без родных и близких людей. А у кого-то нет ничего кроме чая.

---

Ненависть. Суп с ненавистью, вареники со сметаной и ненавистью, сигареты с ненавистью. Ненависть во внутреннем кармане куртки, ненависть в ботинках, ненависть под пластырем на пятке. Ты отмываешь ненависть от грязи и жира вместе с тарелками, смываешь ненависть в унитаз, пылесосишь ненависть раз в неделю. А твой брат кормит ненависть тёртой морковкой.
Заберите меня отсюда.