Это был ответ любителям гномов и фанфиков. Я оставляю это здесь, просто себе на память.- Скорый поезд Бри - Беорнхолл подан к первой платформе первому пути... Скорый поезд Бри - Беорнхолл...
Голос из динамиков не имеет ни пола, ни интонации. Он буквально состоит из эха. Если снять ботинок и потрясти, то металлическое «скорый поезд» выпадет и поскачет по полу.
Кругом все поднимаются с мест, подхватывают сумки, снимают паутину дремоты с лица. Толпа, управляемая диктором, движется к выходу. Буквы на доске объявлений кривляются, прыгают. Ничего нельзя разобрать. Мартин трёт глаза, но мир продолжает расплываться. «Скорый поезд... Скорый поезд...» - крутится в голове заевшая пластинка. На лбу застенчиво алеет отпечаток циферблата часов. Мартин зевает и, широко раскинув руки, потягивается, чувствуя, что мышцы превратились в камень. Он пытается добиться от тела хотя бы капли бодрости, но лишь щёлкает зубами и падает обратно на сиденье. Хочется вытянуть ноги в проход, откинуться назад и снова заснуть. Даже домой, к мягкой постели возвращаться сил нет. Взгляд его натыкается на огромное блюдо вокзальных часов. Полвторого ночи. Не удивительно, что он чувствует себя таким разбитым.
Динамики вновь оживают:
- Заканчивается посадка на скорый поезд Бри — Беорнхолл...
«Опять этот поезд, - рассеянно думает Мартин, складывая руки на животе и устраиваясь поудобней. - А я куда еду, кстати?» Он нашаривает билет во внутреннем кармане куртки, вытягивает, расправляет и озадаченно чешет нос, прочитав место назначения. А это оказывается Беорнхолл... Время отправления — прямо сейчас. За долю секунды Мартин успевает удивлённо открыть рот, посмотреть на табло, испуганно закрыть рот, единым взмахом убрать в сумку ноутбук, мышь, ручку и блокнот, вскочить с места и выдохнуть жалобное «подождите!».
Он бежит мимо ларьков, неуклюже продираясь сквозь толпу. Мысли его полностью обращены к злополучной платформе: вдруг поезда там уже нет? А вдруг ещё есть? Мартин путается в своих желаниях, как и тогда, когда ему вручили путёвку. К счастью, ноги продолжают нести его вперёд. Псевдоармейский ботинок на правой руке задиристо машет развязавшимся шнурком. И Мартин наступает на него в самый последний момент, перед отчаянным прыжком в тамбур. Прыжок становится нырком, спешка — фарсом. Серый пол притворно-ласково ударяет по локтям и коленям. За стеклянными дверями раздаётся звонкий детский смех. Мальчуган лет семи смотрит, как взрослый дядя по-заячьи поджимает ноги, чтобы их не зажало. Коварный правый ботинок соскальзывает и остаётся на платформе. Мартин встаёт, отряхивает одежду, коротко кивает ребёнку, со всем возможным достоинством, и идёт искать своё место. Спешить больше некуда.
Поезд мягко плывёт мимо заборов промышленной зоны, сверкая гладкими боками в свете фонарей. Это стрела, выпущенная из цехов Первого Железнодорожного Завода. Она летает между двумя городами, словно потеряв цель. Так пройдёт её короткая и сверхскоростная жизнь. Потоки ветра будут терзать её, прижимая к рельсам, бессильно выть от невозможности добраться до расслабленных и подрёмывающих пассажиров. А ведь когда-то можно было открыть окно и впустить в вагон старого скрипучего поезда частичку этой стихии. Маленький Мартин забирался с ногами на сиденье, подставлял ветру лицо. Душа его неслась вперёд, предвкушая приключения. Теперь появился кондиционер, ноутбук и странная вялость, почти апатия.
Он смотрит в окно через отражение своего заспанного и помятого лица в чернильную тьму с редкими метеорами фонарей. Пальцы печатают будто сами по себе.
«Третья Эпоха была детством Средиземья...
Хотя нет. Юношеством. Детство мы помним редкими эпизодами, бликами света на гранях Сильмариллов. А наш переходный возраст был невероятно сумбурен. Мы утратили многие неповторимые черты, веру в чудо и приобрели прагматичность и привычку к рутине. Когда-то мы бросались в драку оскорблённые не то что словом — взглядом. Нынче мы прикрываем свою трусость и лень дипломатией и здравым смыслом.
Эльфы ушли за море. Гномы растворились среди людей. Орки растеряли всю свою дикость и тоже слились с серой массой человечества. Хоббитов же как будто и не было на самом деле.»
На холме Амон-Сул раскрывает свои пурпурные лепестки новейшая обсерватория. Всякий путеводитель считает своим долгом осыпать однообразно-восторженными комплиментами это плод воображения модного архитектора. Почему-то это называется пост-эльфийским модерном. Мартин успевает заметить, как она прощально вспыхивает в ночи словно алый мак, прежде чем скрыться из виду.
«Мы остались наедине со своими причудами, творим, что в голову взбредёт, оправдывая разрушение окружающего мира и себя заодно, поиском новых научных сенсаций. Когда-то древнее зло извратило природу эльфов. Так появились орки. Что же получится теперь, если мы извращаем природу всего?
Наша жизнь, как метания этого поезда в ночи, стала бессмысленной и быстротечной.»
Мартин отвлекается и лезет в карман за трубкой. Только сейчас, ощупывая её круглую чашку, он понимает, как сильно ему хочется курить. Красной заплаткой на стене мерцает знак «Курить запрещено!». Длинная цепь пространных рассуждений прерывается. Мартин захлопывает крышку ноутбука, не заботясь о сохранении файла.
- Внимание, дамы и господа! Наш поезд подъезжает в Ривенделлу. Рекомендуем вам насладиться шедеврами эльфийской архитектуры, - объявляет искуственно-бодрый голос, родной брат того, что на вокзале.
Поезд незаметно замедляется. Вокруг в океане огней возносятся над землёй башни и башенки, лёгкие и изящные. В холодном синеватом свете всё кажется вырезанным изо льда, который скоро растопит неумолимый технический прогресс. Владыка Элронд покровительственно простирает руки над опустевшей обителью дивного народа. Его лицо, суровое и спокойное по задумке скульптора-человека, выглядит скорей усталым и печальным. Вместо воина, мудреца и правителя вышел какой-то клерк, которого отказывается обслуживать автомат с энергетическими напитками. «Всё мы переврали,» - мелькает гаденькая мысль. Мартин закрывает глаза и видит как Ривенделл становится морем. Пенные валы катятся от берега, море уходит. Протяжная песня сливается с криками чаек, зовёт за собой.
«Мы отправляли наши корабли на Запад. Мы знаем точно: там нет Валинора»
В пять часов утра Мартин уже в Беорнхолле, сидит на лавочке на перроне. Он не помнит, как вышел из поезда и пришёл сюда. Внутри всё сжимается от тоски. Он набивает трубку, плюнув на знак запрета прямо над головой.